Зимний Солнцеворот: Йоль. Коляда/Святки

[Светлая Фрия]

Зимний Солнцеворот: Йоль. Коляда/Святки.

Обрядность славянская для времени середины зимы по форме весьма мало отличается от северо-западной. Однако тут интересующимся доступно гораздо больше фактического материала, исследований, позволяющих делать выводы о происхождении и глубинном смысле тех или иных действий, и, наконец, живого непосредственного опыта, своего и предков.

Не ставится под сомнение изначальная связь обрядности Святок с культом предков. Славяне, кроме отдельных мест соприкосновения с германской и кельтской культурой, не знали Дикой Охоты, чей образ, вероятно, окончательно сформировался в начале второго тысячелетия.

Но, как и на западе в праздничные дни близости к Солнцевороту привечали умерших родичей. Ритуальные блюда праздника — блины, кутья (жидкая каша из вареной пшеницы или ячменя с мёдом и маком) и овсяной кисель относятся именно к поминальной пище.

Белорусы приглашали на рождественскую кутью покойных дедов, на Украине во многих местах после Рождественского ужина оставляли на всю ночь ложку в кутье, стоящей на столе, ожидая прихода умерших родственников (как и на Осенние Деды).

Во многих областях с целью «согреть родителей» (т.е. умерших родственников) на Рождество разжигали особый высокий костёр из соломы. При этом в одних местах домашние стояли перед костром в глубоком молчании и сосредоточенном молитвенном настроении, в других, наоборот, кружились около костров, как в хороводе на Радуницу.

При этом вновь мы видим неразрывную связь между миром предков и даруемым ими процветанием и плодородием: 24 декабря на дворах зажигали огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреваться, и что от этого огня пшеница народится ярая. 

Вообще, надо сказать, Рождественский ужин повсеместно проходил в подчёркнуто-строгом и сосредоточенно-молитвенном настроении, тогда как после него начинались гуляния и забавы. Здесь, быть может, можно провести аналогию с домашним, личным характером Ночи Матерей на Севере.

Не были на Святки забыты и соседи: украинцы и белорусы приглашали на кутью мороз, для чего стучали в стену, открывали окно и приговаривали:

«Мороз! Мороз! Иди кутью есть, а если не хочешь, то уже не ходи совсем!» (или — «если не хочешь, то не иди и на жито-пшеницу, и на пашню, а иди на моря, леса и крутые горы»).

Примерно так же заклинали и волков, чтоб те не причиняли вреда скотине. На Крещенье (6 января по старому стилю, т.е. 19 января по стилю новому) в южных областях России ставили в хлев блины для домового.

В священное и переломное время, как и у германских народов, у славян много внимания уделялось домашней магии: магии плодородия и процветания на весь следующий год и магии защиты от злых сил, от недоброжелателей и несчастий.

Северорусские хозяйки на Святки пекли из теста так называемые козульки (другие названия — истуканы, болваны, коровки), т.е. фигурки животных и птиц. Одни исследователи видят в этом новогоднем печенье символическую замену древнего жертвоприношения (что напоминает скандинавскую замену живого Йольского кабана выпечкой), другие — символического изображение будущего приплода: в Олонецкой губернии такую выпечку прикрепляли над воротами скотного двора, чтобы скот плодился и не терялся в лесу. Собственно, одно другому не мешает.

Интересно, что имелась и некая аналогия йольского борова — «кесаретский» поросёнок для ритуального новогоднего ужина (название происходит от имени христианского святого Василия Кесарийского). Перед ужином на стол насыпали зёрна ржи, гречихи, овса и т.д. в виде креста в круге.

Затем стол покрывался скатертью и семья садилась ужинать. Поев горячее, все вставали, старший в доме брал блюдо с вареным поросёнком или свининой, три раза поднимал его вверх к иконе, потом ставил на то место, где под скатертью насыпано зерно и все начинали молится Василию Великому, чтобы «свиньи водились и усякая скотина».

Проделывалось это всё трижды, после чего семья садилась продолжать прерванный ужин. Пока разрезали и ели «кесаретскага», кто-нибудь из маленьких детей мог сидеть под столом и хрюкать, а ему подавали под стол кусочки мяса.

Южнорусские крестьяне на Крещенье совершали обход с топорами вокруг скота и перебрасывали топор через стадо. На Украине хозяйки изображали куриное кудахтанье на вносимой в дом на Рождество соломе — чтобы куры кудахтали и выводили цыплят (полный аналог с ролью соломы на западе).

Хозяин шёл в хлев и благословлял хлебом каждое животное, чтоб то зверя не боялось, грома не пугалось, чтоб его миновали черные напасти (после этого мёдом рисовался крест между глаз каждой коровы, а в корыто наливалось немного от каждого блюда рождественского ужина, смешивалось с зерном, мёдом и хлебом, солилось и скармливалось скоту).

Белорусы в сочельник перед ужином разбрасывали по дому вареный горох, «чтобы овцы плодились». Чтобы лошади не заблудились в лесу, связывали верёвками ножки столов и скамеек. На Крещенье белорусы бросали в печь кусок железа и оставляли там на весь год, чтобы волки не трогали стадо.

На Украине перед Святочным ужином-«Святой вечерею» хозяйка завязывала узлы на верёвке, приговаривая: «как завязаны узлы, так будут завязаны рты моих врагов». Так же с защитной целью под скатертью по углам стола закладывали чеснок (обычай жив, кстати, и сейчас).

Так же было принято класть под скатерть на Cочельник солому или насыпать её горкой на одной стороне стола (ещё раз вспомним о Йольской соломе), сейчас святочную солому обычно ставят в виде сложноплетённого «дiдуха» (деда), благо создание их нынче не зависит от кривых городских рук.

В Белоруссии под скатерть закладывали солому и деньги, и они оставались там до Щедреца (14 января, когда поются щедровки), чтобы в следующем году и то, и другое не переводилось.

Колядовали в первые три дня праздника, когда никто не работал и буйное веселье этих дней контрастировало со строгим началом Святочного ужина, где-то начинали сразу после ужина, где-то после утренней церковной службы, где-то и вовсе на третий день.

Слово «Коляда» исследователи связывают с «календами» (римское название первых дней каждого месяца). Д. Зеленин относит всю обрядность с ряжеными-колядниками, в частности с персонажем-Козой, к заимствованной и восходящей к римским сатурналиям (изначально, до реформ календаря приходившимся на Солнцеворот).

Однако, даже и в этом случае ряженые остаются символическими земными заместителями хтонических сил, явившихся к людям. Недаром их приход и пляски, как правило, сопровождались шумом, выкриками, ударами по металлическим предметам, прыжками и верчением и т.д.

Характерно одно из названий этого времени — «погани дни». Тут и отсылка к язычеству (на украинском — поганству), и с древним представлением о том, что ко времени Зимнего Солнцеворота злые духи приобретают особую силу. Так и для старого рождественского ряжения были характерны образы чертей, привидений, кикимор и т.п.

Причем такой персонаж, как «черт» имел навязанные на голове «кудели», был хохлатым и косматым, с вычерненным лицом, но без такого обязательного христианского атрибута, как рога (напоминая тем лешего, кикимору и т.д.). Изображавшие «шишимор» (кикимор) наряжались старухами в рваной одежде и лохмотьях, кокошник на голове мог заменить горшок, накрытый тряпицею.

У ветлужских старообрядцев «шишиморы», одетые в шоболки (рваную одежду) и с длинной заострённой палкой, садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли. Прялку (копыл) они ставили между ног, пряжу наверчивали на свою длинную палку. Девушки смеялись и дразнили шишимору, хватали за ноги, а та била их палкой.

Важными элементами ряжения были связанные с миром мёртвых и культом предков. Среди святочных персонажей известен «умрун» («умран»), чью роль играли и парни, и женатые мужики (т.е. обычай был не до конца редуцирован до игр) и чьи лапти были перевязаны так, как это было принято делать умершим.

В избу для посиделок иногда врывалась целая артель таких «покойников», внося долю фарсового, ритуального страха в пограничное время праздника. Они хлестали по спине свитыми жгутами парней и девушек из чужих деревень, доставалось и своим девицам.

В другом варианте таких игр обёрнутого в саван ряженого «покойником» вносили в избу (причем туловище изображали сразу четверо или шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо «умруна». Актёра на последнюю роль выбирали по жребию, что могло быть пережитком глубокой древности).

Вошедшие в избу обращались к хозяевам с вопросом:

«На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка?».

Среди описаний старинных обычаев в Вологодской губернии есть и такой: на Святки иногда во время молодёжных игр вынимали из гроба случившегося в это время покойника (настоящего), «ущемляли в его зубах лучины и ставили его в угол светить».

Последнее относится отчасти к теме похоронной обрядности и отношения к смерти (возможно — к теме «проводов на тот свет»), но именно на Святки грань между живыми и мёртвыми особо тонка.

Разумеется, перечисленными персонажами ряжение не исчерпывалось: рядились в медведя, быка, коня, цыгана или цыганку с ребёнком, солдата, нищего. Основным действием колядников собственно было исполнение песен-колядок, посвященных Рождеству.

Кроме основных религиозных мотивов Рождества или библейской, известны колядки с земледельческими мотивами («Мы не сами идём, мы козу ведём. Где коза ходит, там жито родит»), мотивы охотничьи («Чей спіймаєте дивноє зверя, дивноє зверя, тура-оленя. Як спіймаєте, відразу вб’єте, відразу вб’єте, роги зшибете, роги зшибете, шубу здоймете»), военные («Та відтіль виступає великоє військо, а попереду пан Івашко йде, Івашко йде, коника веде»), свадебные (призванные напророчить счастливую свадьбу в доме, где колядуют), сказочно-мифологические (например, Солнце, Месяц и Дождь хвалятся в гостях у хозяина дома своей силою или герой обретает зверей-помощников после согласия не стрелять в них на охоте).

Разыгрывались колядниками и бытовые сценки: рекрутский набор, венчание, ярмарку, рыбалку, «водили» козу или коня, требуя съестного им на прокорм. Повсеместно было принято и принято сейчас щедро одаривать исполнителей, раньше продуктами, нынче чаще деньгами и конфетами. 

Не стоит думать, что общинные посиделки с явно нехристианской направленностью беспокоили только суровых протестантов.

Например, указ Киевской духовной консистории 1719 г. гласил: 
...дабы везде в городах, местечках и сёлах малороссийских поперестали богомерзских молодых людей зборища на вкулачки, Богу и человеком ненавистные гуляния, прозываемия вечурницы, на которые многие люде молодие и неповстягливие от родителей своих мужеска и женска полу дети по ночам купами собираючися, неисповедимия безчиния и мерзкия беззакония творять, справуючи себе игри, танцы и всякие пиятихи скверная в воздух оскверняючая песней восклицания и козлогласования, откуду походят галаси, зачепки до сваров и заводов, почему наибардзей последуют и забойства…

Также на Украине и юге России хорошо известно, живо и распространено и по сей день пор пение щедровок (щедрівок) и сеяние: дети ходят по домам и «посевают» с песнями смесь разных зёрен, раньше — на урожай, а теперь на достаток и благополучие в доме.

Щедровки, в отличие от колядок с их выраженной христианской тематикой, приурочены не к Рождеству, а к Новому Году, точнее к дням св. Мелании, в народном произношении Маланки 13 января (31 декабря старого стиля) и св. Василия 14 января (1 января старого стиля).

Основная тематика их связана с достатком и грядущим изобилием в доме и плодородием в поле, что, как и само сеяние, восходит к дохристианским временам. Подобно колядникам, щедрующих, как правило, щедро же одаряют хозяева: дар за дар, скупость же обернётся скудостью.

К традициям этого времени у южных славян (словенов, сербов, хорватов, болгар) относится обычай, позволяющий глубже понять и нагляднее представить западноевропейские традиции, связанные с Йольским поленом. Это сложный комплекс ритуалов с «бадняком» (словенские и сербохорватские наименования его — glava, hreb).

У хорватов на островах Адриатики за несколько дней до Рождества дети и молодёжь начинали собирать топливо на костровище по селу и в лесу, причём у хозяев, которые ничего не дали, дрова или рухлядь утаскивали самовольно.

Всё это складывалось возле церкви, и в Сочельник с наступлением полуночи зажигался костёр, поддерживавшийся до Крещения, у которого собиралась вся община, старики за разговором и вином, молодёжь за играми и песнями. При этом костёр этот, как и домашнее полено там, где уже исчезла традиция общинных костров, именовался бадняком.

В случае домашнего бадняка, дерево для него срубали рано утром перед восходом Солнца, делать это полагалось старейшему в семьё. Перед тем, как срубить дерево, домакин (глава семьи) наклонял его к востоку, осыпал житом, а в некоторых местах преломлял над ним специально испечённый калач, половину которого съедали, а половину оставляли на пне от срубленного дерева как жертву.

В некоторых местностях бадняк назывался святым, и хозяин дома обращался к нему, поздравляя с Сочельником и Рождеством и поясняя:

«Отнесём тебя в дом. И будешь там помощником верным во всяком успехе и несчастье, в доме, в загоне для скота, в поле и везде».

Верхушке колоды при этом придавался антропоморфный вид за счет вытесанной бороды. Эта верхняя часть бадняка, с бородой, вынималась из очага, хранилась до будущего года и клалась в следующий Сочельник снизу, под принесённый новый.

Домакина с бадняком встречали с вином и хлебом, в очаг фигура клалась бородой к востоку, её посыпали зерном и поливали вином. В некоторых местностях в бадняке провёртывалось отверстие, и именно в него сыпали пшеницу, лили вино, масло, мёд. К бороде бадняка подносили калач и поливали её вином. Бадняк целовал сперва домакин, за тем все члены семьи. При этом каждый брал немного от поставленных возле бадняка калача, сахара, овощей и фруктов; таким образом сила бадняка передавалась людям.

Об этом говорило и обращение домакина:

«Я тебя вином и пшеницей, а ты мне всяким добром и успехом».

Изобразив на бадняке знак креста, хозяин добавлял:

«Дай нам Бог в изобилии хлеба, масла и вина, живым здоровье, а мёртвым покой».

После ужина ударяли по стволу кочергой со словами:

«Да будет столько скота, сколько искр».

Также было принято во время Святок задавать домашним животным больше корма.

Святочные гадания славян настолько разнообразны, что перечислить можно лишь малую часть. Все восточные славяне знали гаданье «на мосту»: в изголовье кровати или под ней ставят миску с водой, но которой лежит «мост» из соломы или щепки.

Перед сном девушка просит своего будущего мужа провести её по мосту и это должно присниться. Гадая в бане, обращались к баннику.

В северных губерниях девушки брали землю из-под девяти столбов забора, бросали её на каменку и приговаривали:

«Банничек, девятиугольничек! Скажи, за кем мне быть замужем?»

Приносили в дом курицу или петуха, и смотрели, чьё зерно они станут клевать, аналогичным образом южнорусская молодёжь резала на тонкие ломтики хвост поросёнка, надевала на палочки и запускали собаку, угадывая по выбранному ею кусочку, кто первым женится или выйдет замуж.

Подслушивали под чужими окнами, взяв с собою блин, испеченный утром в рождество или ложку кутьи: по отдельным разобранным словам можно было узнать судьбу. При подблюдных гаданиях, пропев куплет песни, вынимали из накрытого блюда кольцо или другой предмет. К его владельцу спетое и относилось.

Всё перечисленное лишь малая доля того, что можно узнать о Тринадцати Йольских Ночах. Но гораздо важнее не знать всё, а прожить и ощутить; не просто накопить информацию, но обрести мудрость.

Именно такого — личного и благого — опыта всем и желаю в близящееся время открытых дверей Межмирья. 
Удачи!

 

[Eir]

Светлая Фрия, благодарю

[Автор]

Сообщения